Прогулка с Андреем Житинкиным
Четверг, октября 28, 2010.
Он единственный театральный режиссер, поставивший аж три спектакля со своенравной Людмилой Гурченко. Обычно дива больше одного раза ни с кем не выдерживала. Не устояли перед режиссерским обаянием и Элина Быстрицкая, Людмила Касаткина, Маргарита Терехова… У Андрея Житинкина свой подход к примадоннам. Авторский. Он вообще большой оригинал.
В разное время его называли скандальным, модным, эпатажным. Теперь вот все чаще величают культовым. Кстати, сам Андрей Альбертович объясняет это просто, без ложного пафоса: «Если родители, любившие твои спектакли, приводят на них своих детей, значит, ты уже культовый режиссер».
Прогуляться по Москве Андрея Житинкина —>
СЧАСТЛИВЫЙ ПОВОРОТ
Его Москва началась со счастливого поворота. Гуляя по Арбату, он случайно свернул в переулок, сразу за любимым Вахтанговским театром, и оказался перед входом в легендарную «Щуку». Другие годами обивают пороги здешней приемной комиссии, доказывая свое право на актерское будущее, а этот спонтанный абитуриент, до того нацеленный исключительно на филфак МГУ, вот так просто взял и поступил. Курс, как показало время, подобрался на редкость звездный: Евгений Дворжецкий, Вера Сотникова, Евгений Князев, ныне сам возглавляющий свою alma-mater… Но только Житинкину в этой плеяде известных имен судьба отвела особое место — режиссерское. Впрочем, в эту стихию наш герой, благополучно отучившийся на актерском, погрузился тоже благодаря счастливой случайности. А может, это и не случай вовсе был, а судьба…
— Я уже год проработал в театре Вахтангова, когда тогдашний главный режиссер Симонов буквально за руку поймал меня в коридоре и сказал: «Андрей, я набираю свой последний режиссерский курс. Пойдешь ко мне?» У меня сразу возник встречный вопрос: «Евгений Рубенович, я что, такой плохой актер что ли?» А он в ответ: «Нет, для актера ты слишком умный», — и засмеялся. Я часто размышлял о той встрече, даже посвятил ей главу в моей книге. Помню, тогда сплюнул через левое плечо — такие у нас актерские приметы — и спросил: «Вы что, с ума сошли? Почему последний курс?» А он ответил: «Ну, мне так кажется». Я все-таки считаю, что и у режиссеров, да и у всех остальных больших художников, есть какой-то дар предчувствия. И ведь действительно это оказался его последний режиссерский курс…
Но есть и еще один мистический момент. Дело в том, что режиссура и так считается профессией штучной, а у нас к тому же был очень маленький курс, всего шесть человек. И на сегодняшний день я не только последний ученик Симонова, но и последний, кто работает в Москве, а также единственный, кто предан своему делу. Когда рухнул железный занавес, все мои однокурсники уехали за границу и живут там. Живут прекрасно в бытовом плане. Один занимается детской психиатрией, второй владеет рестораном, третий имеет чуть ли не целый телевизионный канал. А четвертый просто сидит в золотой клетке. Пусть это будет такая интересная новелла (улыбается). Женился он замечательно — на президенте компьютерной фирмы, и вот оказался в такой ситуации: творческий человек не у дел в шикарном замке. Поскольку он не может ничего ставить, все его развлечения состоят в том, чтобы, сидя в начале длинного коридора, пустой бутылкой из-под виски попасть в венецианское зеркало дальней комнаты…
Вот так по-разному сложилась судьба. Мне тоже не раз поступали предложения переехать за рубеж, но я все же предпочитаю приезжать туда в качестве приглашенной звезды. За свою жизнь я поставил более 60 спектаклей не только в России, но и во Франции, Америке. Но остаться и работать там — это исключено. Для меня Москва — родной город, несмотря на то что когда-то я приехал сюда из Владимира. Я живу здесь уже больше тридцати лет и всегда скучаю в разлуке. Когда на гастролях в каком-нибудь шикарном отеле смотришь через стекло на океан и пальмы или море огней и небоскребы, понимаешь: да, это прекрасно, но как же во всем этом не хватает Москвы. Такой родной, взбалмошной, запутанной, не классической, как тот же Петербург, а вот такой нашей Москвы, с этими луковичками храма Василия Блаженного. Такого города, по-моему, нет ни в одной стране мира! Мы, конечно, как ни крути, культурный центр, культурная столица. И я рад, что живу и творю здесь…
БАССЕЙН СЮРРЕАЛИЗМА
Андрей Житинкин — классический свободный художник. В каких только столичных театрах не ставил свои спектакли, а того единственного, неповторимого, которому бы навсегда доверил и сердце, и трудовую книжку, так и не выбрал до сих пор. Правда, по собственному признанию, момент истины уже близок. И очень даже может быть, что тем самым святым местом, которое, как известно, пусто не бывает, станет Ленком.
Ну, а начиналось все с театра Вахтангова, где наш герой, еще будучи студентом, «подыгрывал» в массовке великому Михаилу Ульянову. Тогда он еще не знал, что всего через несколько лет уже сам поставит на этой прославленной сцене свой спектакль с другим легендарным артистом — Юрием Яковлевым.
— Юрий Васильевич играл стареющего бродвейского актера, прошедшего путь от признания и славы до полной ненужности. По сценарию, герой постоянно забывал текст, и от этого казался еще жальче. Более того, я предложил Яковлеву такую провокацию: «Давайте возьмем из музея ваши фотографии в разных ролях, начиная с самых ранних, и как бы замусорим ими сцену». Он согласился и даже периодически обращался к ним, брал, потом забывал, создавая впечатление полного маразма. Спектакль получился очень пронзительный, а Юрий Васильевич потрясающе передал трагедию угасающего гения. Но каково же было мое удивление, когда по окончании я обнаружил, что на сцене не осталось ни одной фотографии – их унесли с собой зрители. И каждый раз нам приходилось допечатывать снимки вновь…
Для меня Вахтанговский театр — это настоящая alma-mater, мои корни, то, что наполняет смыслом жизнь, потому что эту школу я прошел от и до, собственной кровью и нервами. До сих пор внимательно слежу за тем, что там происходит, и всегда очень волнуюсь. Можно работать где угодно, но оставаться вахтанговцем по сути, ведь именно там была перерезана пуповина, там ты появился на свет как профессионал. Так что училище имени Щукина и театр Вахтангова я всегда буду считать своим родным домом.
Десять лет в стенах одного вуза — это же целая жизнь! И ведь Житинкин не просто учился, а учился хорошо. На занятия являлся аккурат к девяти утра и в гордом одиночестве ждал, когда же откроется дверь и в аудиторию влетит заспанный профессор. Так, вдвоем, и проводили время. Лекции студент-единоличник конспектировал аккуратным каллиграфическим почерком, старался за весь курс, за что и был прозван Евгением Князевым «Наш Пимен».
Особое воспоминание — уроки физкультуры, которые, по законам неведомой логики, почему-то всякий раз ставили в расписании первыми. Благо лояльный преподаватель заменял казенно-бесполезные занятия в зале плаванием в бассейне «Москва», голубым «веером» раскинувшимся на месте нынешнего храма Христа Спасителя. «Это были совершенно сюрреалистические ощущения, — говорит Андрей Житинкин, — наверху снег, открытое небо, а мы плаваем в теплой воде, над которой поднимаются клубы пара…»
ЕСЛИ ЖИТЬ, ТО В ЦЕНТРЕ!
Но были в жизни будущего режиссера и иные университеты. Не бытовые, столь закономерные для иногородних покорителей столицы, а творческие. Так уж получилось, что суровую школу студенческого общежития с общей кухней, душем и тараканами ему пройти не пришлось. Обошлось и без сомнительной романтики съемной «хрущевки» где-нибудь в спальном районе. Андрей как-то сразу обосновался в самом центре, верность которому хранит до сих пор.
Первым московским пристанищем Житинкина стала комнатка в старинной коммуналке на Пречистенке, в доме, где когда-то жил Сергей Есенин. Хозяйкой квартиры была пожилая дама родом из дворян, которую в один прекрасный день попросту «уплотнили» до размеров одной комнаты, бывшей гардеробной. Естественно, существовать в столь унизительных условиях дама не могла, поэтому в родные пенаты заглядывала раз в день, чтобы переодеться, а сама предпочитала жить у родственников. Свою 11-метровую жилплощадь она почему-то сдавала только людям творческих профессий, и студент театрального училища под это определение вполне подходил. Впрочем, соседи тоже, как ни странно, подобрались соответствующие — все, как один, из мира искусства. Личный аккомпаниатор солиста Большого театра Александра Огнивцева, неизвестный художник, творивший только по ночам, бывший главный администратор театра… А через стеночку жила мама поэта-фронтовика Эдуарда Асадова, большая поклонница театра. Когда ей что-нибудь хотелось обсудить, она стучала палочкой по стене, давая понять молодому соседу, что настроена на разговор.
— Мне кажется, именно здесь, в центре, максимально комфортно творческому человеку. Другие люди, другая атмосфера и энергетика. Вот и годы жизни в коммуналке на Пречистенке не прошли даром, это тоже своего рода бесценный профессиональный и личностный опыт. Я ведь жил по соседству не со слесарем завода «Серп и Молот», а с представителями культурной интеллигенции, в общении с которыми многое узнавал, даже как-то по-новому смотрел на обычные вещи и открывал себя.
Поселиться в самом центре — это сразу была моя установка, потому что я безумно люблю храмы, иконопись, старину. До 17 лет я прожил во Владимире, где очень много древних соборов: Успенский, Дмитровский, Боголюбовский монастырь… Для меня это важно. И пусть в Москве уже нет сорока сороков, но маковки церквей в историческом центре все равно еще блестят на солнце. Меня никогда не интересовали новые и спальные районы — это как будто и не Москва вовсе. Поэтому готов доплачивать любые деньги, лишь бы быть рядом с Кремлем и другими святынями. Старина, история меня часто вдохновляют. Помню, в студенчестве любил бывать в музее Льва Толстого. Может, именно благодаря этому я потом и решился поставить его «Анну Каренину». Меня еще тогда поразило, насколько мало мы знаем о нашем великом классике и как порой неверно его понимаем. Для многих из нас Толстой — это большой дядька с бородой, якобы выходивший к курьерскому поезду косить, чтобы показывать всем, что он из народа. Но ведь нам ничего неизвестно о трагической стороне его жизни, о внутренних противоречиях. Поэтому-то я так нетрадиционно, неожиданно, смещая всякие акценты, поставил «Анну Каренину» с Женей Крюковой в главной роли, нашей изумительной красавицей. И для меня она — лучшая и единственная Анна Каренина на театральной сцене!
«АРБАТСКОЕ» ПОКУПАЛИ НА ШТРАФЫ
Еще одно знаковое место, пребывание в котором оставило яркий отпечаток в душе и творчестве Андрея Житинкина, — знаменитый Дом Мельникова в Кривоарбатском переулке. Здесь, в царстве арбатской богемы — художников, поэтов, философов, актеров, — молодой человек многое услышал и узнал впервые.
— Наверное, все они были диссидентами, но я тогда даже не задумывался над этим. Я просто слушал их разговоры и все впитывал, как губка. Например, там впервые услышал «Реквием» Ахматовой, неопубликованные стихи Цветаевой. Надо понимать, какое это было время — брежневское, неоднозначное. Как говорил Бродский, «качнется вправо, качнется влево». Все, конечно, понимали, что уже идет развал империи, и ждали, когда же будет это самое «качнется». Поговаривали, что наши разговоры подслушивались, что вполне могло оказаться правдой.
Когда-то Вячеслав Иванов придумал Башню из слоновой кости. Так вот для меня именно Дом Мельникова стал этой самой башней, ее реальным, зримым образом. И, действительно, сам дом странной архитектуры, столь не типичной для Арбата, очень напоминает башню. А какие там внутри странные лестницы, переходы, совершенно дивные окна и двери. Это целый мир, жутко интересный и необычный. Мир, где мне было хорошо.
— Получается, Москва как-то сразу погрузила вас именно в ту сферу, о которой вы грезили. Испытаний «бытовухой» вам удалось избежать?
— Да, это так. К счастью, я почти не видел грустной стороны Москвы, с которой сталкиваются многие приезжие. Конечно, бывали времена, когда не хватало денег, но мы нашли весьма занятный выход из ситуации — через актерский этюд. Причем таким образом смогли снять зажим, раскрепоститься и почувствовать вкус публичности. Мы надевали повязки, очки, делали серьезные рожи и ходили по троллейбусам, как контроль, штрафовали безбилетников. И никто у нас почему-то даже не спрашивал удостоверения (смеется). На вырученные деньги удавалось гульнуть, даже купить пару бутылочек «Арбатского». Мы пили его с чувством полного удовлетворения от выполненного долга, и к тому же ощущали себя этакой молодежью арбатского разлива. Все-таки не портвейн, не водка, а благородное вино!
В общем, Москва изначально оказалась ко мне благосклонна. Я вот иногда задумываюсь: а что бы было, если б я не свернул в тот переулочек, где находится училище имени Щукина? Ну сидел бы я на кафедре с научной степенью, писал бы, в лучшем случае, статьи или книжки. Так я и сейчас книжки пишу! И вообще благодаря этой мистической случайности делаю все, что хочу. Но, прежде всего, ставлю спектакли, несу людям радость и сам получаю от этого колоссальное удовольствие. Я работал и работаю с выдающимися актерами нашего времени, а это, поверьте мне, большое счастье.
— А знакомством с кем из великих вы больше всего гордитесь?
— Наверное, с Иннокентием Смоктуновским. У меня с ним была всего одна совместная работа, но это не важно, поскольку речь идет о духовном учителе. Иннокентий Михайлович научил меня таким мудрейшим вещам в профессии, что я до сих пор ему благодарен. Он мне иногда снится, я даже вспоминаю, как у него хрустели пальцы (улыбается). Впоследствии я использовал это и подсказал актеру, исполнявшему роль Каренина. Бесконечно жаль, что таких актеров сейчас осталось мало, многие уходят. Хотя и Евстигнеева, и Леонова, и Миронова, и Папанова… их никогда не забудут. Но Смоктуновский для меня остался каким-то до конца не познанным, у него была своя тайна. Я всегда вспоминаю знаменитую историю, как министр культуры Фурцева сказала ему: «Кеша, вы великий артист, мы за вас молимся». И Смоктуновский без паузы ответил: «И правильно делаете». Вот он был весь в этом…
«НАШ БРОДВЕЙ СТАЛ МОИМ БРОДВЕЕМ»
Театральная московская география Житинкина поражает своими масштабами. Но с каждым из театров у него связано что-то свое. Театр Моссовета, прежде всего, запомнился совместной работой с патриархом Георгием Жженовым. Театр «На Малой Бронной» дорог тем, что там когда-то блистал Михоэлс. На сцене театра имени Ермоловой, всегда славившегося своим классическим репертуаром, эпатажный режиссер впервые в России поставил скандального «Калигулу». Театр сатиры, где Житинкин, еще как зритель, десять раз смотрел «Женитьбу Фигаро» с Андреем Мироновым, сегодня «рекордсмен» по количеству его собственных спектаклей. «Табакерка» — это просто одна из лучших театральных трупп в мире, где звезды разных поколений буквально дышат друг другу в спину. Не так давно Андрей Альбертович стал вхож и в знаменитый «Дом Островского» — Малый театр, славящийся своим консерватизмом и верностью традициям. На сцене Малого режиссер поставил «Любовный круг» Сомерсета Моэма с Элиной Быстрицкой в главной роли. Такой примадонну еще никогда не видели.
— Она играет кокетку и может спокойно забросить ножку на спинку кресла, — смеется Житинкин. — При этом мы не будем говорить, сколько Элине Авраамовне лет. Я считаю, что она недооцененная актриса, так как всю жизнь играла только любовных героинь, она такая потрясающая характерная актриса! Я это сразу понял.
— В каком театре вы бы ни за что не стали работать?
— В том, где плохая атмосфера. Только этот критерий, а не степень «звездности» актерского состава имеет для меня значение.
Сегодня Андрей Житинкин в шутку говорит, что живет «в окружении своих театров». А что, не зря же Малую Дмитровку, где, не изменяя своим «центробежным» принципам, обосновался режиссер, называют нашим Бродвеем. Все театры в шаговой доступности. И как же приятно после спектакля пройтись пешочком до дома, по дороге, где тебя уже узнают благодарные зрители.
— Я раньше думал, что это легенда, будто бы мхатовские артисты шли к себе на Тверскую пешком, и с тем же Качаловым можно было вот так запросто поздороваться. Говорили, он приподнимал шляпу — естественно, руки не подавал, так как был уже в возрасте, барин, но здоровался со всеми. И я всегда с удовольствием пообщаюсь, отвечу, если кто-то задаст мне вопрос по спектаклю. Знаете, я так организовал свою жизнь, чтобы наш Бродвей стал моим Бродвеем, это моя территория. Психологически я как бы себе разрешил так комфортно относиться к нему.
Помните, я сказал вам, что центр меня вдохновляет? Так вот, очень люблю здесь гулять, особенно когда приезжаю с гастролей. Обожаю бродить по бульварам и переулкам, подмечать какие-то необычные вещи, заглядывая в незадернутые окна москвичей. Кусок старой лепнины на потолке, ветхий абажур, интересная картина… Потом эти подсмотренные элементы я использую в своих спектаклях. А зрители-то, наверное, даже и не догадываются (улыбается). Все-таки чем хорош театр и почему я этим занимаюсь? Потому что он вытаскивает людей из норок и дыр, избавляет их от комплексов, заставляя пережить те эмоции, которых они не могут себе позволить в жизни. Это вам не кино, где ты в темном зале чувствуешь локтем одного соседа и слышишь, как другой у тебя за спиной грызет попкорн. Это великое чудо раскрепощения и обновления. И вот это я им дарю…
Текст Марии Егоровой
Фото Александра Орешина
P.S. на втором фото с Андреем Житинкиным запечатлен арбатский завсегдатай и человек-достопримечательность — Павел Дмитриевич Степанов, сам изготавливающий русские волынки и играющий на них.
Видео в тему: Павел Дмитриевич играет «Мурку»:
См. также Детали: Арбат
