Прогулка с Вячеславом Малежиком
Четверг, августа 26, 2010
«Обычно люди, говоря: «Моя Москва», имеют в виду арбатские переулки или старое Замоскворечье, но для меня самым родным, каким-то теплым, согревающим местом всегда был и остается Юго-запад столицы», — признается заслуженный артист России Вячеслав Малежик.
А ведь много лет назад, в счастливый день получения ордера на квартиру, отец будущего музыканта ехал по тогда еще строившемуся проспекту Вернадского и, глядя на первые новостройки, утонувшие в грязи и вишневых садах, думал: «Занесла меня нелегкая! Доведется же кому-то тут жить!». Уже совсем скоро он узнает, что их новый дом теперь здесь, на Юго-западе, недалеко от будущего проспекта Вернадского…
Сам Вячеслав Малежик с тех самых пор Москве окраинно-периферийной хранит верность — хоть в этих краях и не родился, но очень даже пригодился. Здесь он когда-то первые аккорды на гитаре взял, отсюда же прямиком в большие артисты отправился. Ну а мы отправляемся по тем самым местам, с которых все начиналось —>
ДЖИНСЫ НАДЕЛ В 32 ГОДА
Встречаемся у метро «проспект Вернадского». Малежик сразу обозначает маршрут: МГУ, хоть и не первая, но любимая 169-я школа, родимый дом. Пожалуй, хронология жизни нарушена умышленно: ну где, как не в университетских окрестностях, можно сразу ощутить пьяняще-свободный дух Юго-запада? Да еще Вячеслав так «вкусно» об этом рассказывает:
— В те далекие времена, в которые проходило мое становление как личности, МГУ считался эдаким государством в государстве. Хотя, я думаю, он и сейчас таковым остается, но тогда это проявлялось несколько больше. Больше — и по степени свободы, и по количеству новой, а порой и запретной информации, доходившей от многочисленных иностранных студентов. Наверное, молодежь, постоянно обитавшую здесь, не зря называли «золотой», продвинутой, ведь она развивалась вокруг величественного дерева, имя которому МГУ. Традиционными здесь были всевозможные вечеринки с участием первых бит-групп, и вокруг этого модного явления всегда тусовались разные спекулянты, продававшие пластинки, джинсы, бусы, какие-то тряпки и прочую популярную в те времена хиппарскую атрибутику. Я помню, что даже существовало некое разделение по принципу «свой» — «чужой», и определить принадлежность к тому или иному клану можно было как раз по тому, что ты носишь.
Несмотря на то, что тогда наличие «значков» в одежде считалось своеобразной нормой, этот момент все же прошел мимо меня. Я почему-то решил, что должен одеваться тупо, как клерк, но при этом модно. Мой отец работал водителем в Швейцарском посольстве и раз в год я просил его купить мне в «Березке» костюм, галстук и рубашку. Вы не поверите, но первые джинсы я надел в 32 года, когда уже был глубоко женатым человеком. Так что души и сердца молодых девушек своими неземными формами, облаченными в узкие джинсы, поражать я не мог, а потому брал их песнями, разными байками, искрометным юмором и остроумием. (Улыбается). Кстати, иногда это даже удавалось! Без ложной скромности скажу, что я был таким хорошим дружком. А с нами, музыкантами, вообще было модно дружить…
«ДЖЕМЕТ» ВМЕСТО БАЛХАША
«МГУ для меня — знаковый момент в жизни», — не устает повторять Малежик. И это при том, что в главном вузе страны наш герой никогда не учился. Сразу после школы, движимый любовью к точным наукам, целенаправленно готовился к поступлению в МИФИ. Правда, по глупости провалил экзамен и стал студентом другого технического вуза — МИИТа. С храмом науки на Воробьевых горах Вячеслава связала университетская бит-команда «Ребята», первый в его жизни полноценный музыкальный коллектив. Молодого талантливого музыканта, конечно, заметили и в родном институте и даже как-то летом пытались «завербовать» для выступления перед строителями железной дороги близ озера Балхаш. Но Малежик, не убоявшись грозящих разборок с институтским бюро ВЛКСМ и не соблазнившись на уговоры из разряда «Без тебя там рухнет вся студенческая самодеятельность…», отклонил заманчивое предложение и уехал с «Ребятами» в спортлагерь МГУ «Джемет».
— Эта поездка стала для нас тем же, что и поездка в Гамбург для «Битлз», — вспоминает наш «звездный» спутник. — Как мы там выступали! Конечно, не по семь часов, как «Битлы», но тоже очень много. Я, например, каждый вечер просто орал рок-н-ролл и поэтому научился громче петь, хотя и не обладал сильным голосом. Там же, в спортлагере МГУ, начался мой переход из инженеров в музыканты.
А дальше была группа «Мозаика», составленная из творческих «осколков» двух университетских коллективов. В 69-м лидер «Ребят» Николай Воробьев тогда ушел на профессиональную сцену, и слегка осиротевшая команда решила объединиться с распавшейся группой «Спектр». На тот момент у музыкантов уже была своя аппаратура, а вот с репетиционной базой были некоторые проблемы. Дислоцировались то в ДК МИИТ, то на химфаке МГУ. «В зависимости от того, откуда нас выгоняли», — шутит Малежик.
— А выгоняли-то за что?
— Ну, например, за отказ играть на каком-нибудь очередном партсъезде. А больше не за чего было. Мы, несмотря на то, что играли довольно фривольную музыку, никогда не были диссидентами. Наш протест выражался, пожалуй, в длине моей прически, в игре на электрогитарах и в знании большого количества песен на иностранном языке. Хотя наш комсомол тогда активно исповедовал политику двойных стандартов: когда нужно было выступать где-нибудь за границей, скажем, перед болгарским или чешскими братьями, иностранные песни очень даже приветствовались. Надо же было показать, что наш город и наш народ в этом отношении более свободный, чем их.
В стенах свободолюбивого МГУ Вячеслав Малежик просуществовал аж до 73-го года, пока не перешел профессионально работать в ансамбль «Веселые ребята». К тому времени он уже окончил свой МИИТ, получил диплом инженера и устроился работать в НИИ стандартизации. Окончательный переход в статус музыканта еще не был сделан.
— Место работы выбирал исключительно по территориальному принципу, поясняет Вячеслав, — дорога занимала где-то 50 минут. Но так как я вечно был не выспавшийся, а ехать в транспорте приходилось стоя, досматривал свои сны в вертикальном положении, зажатый между плотно стоящими трудящимися. Помню, меня жутко раздражало, когда в метро непонятный голос объявлял: «Следующая станция «Хрунзенская». И даже пребывая в сонном состоянии, где-то между Ленинскими горами и «Спортивной», я уже с ужасом ждал этого объявления.
В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО
Мы подъезжаем к МГУ, паркуемся у того самого химфака, который Малежик и сотоварищи в свое время активно использовали для репетиций. А в самой университетской высотке когда-то были кафешки, где молодой коллектив частенько давал концерты. Вячеслав вспоминает, что уже будучи профессиональным музыкантом, как-то раз решил вернуться в прошлое, а именно — выступить в милом сердцу МГУшном кафе, в секторе Б-16. Дело было в светлый день Пасхи, но сей факт никого не смутил. Только потом вспомнили, что грех работать в такой праздник! Расплата была скорой и жестокой — при погрузке аппаратуры электрогитару стоимостью в две инженерские зарплаты забыли на автобусной остановке. Пропажу обнаружили лишь через 15 минут, вернулись, но, как и следовало ожидать, кому-то в тот вечер повезло больше…
— Несмотря на то, что в студенческие годы мы имели статус любителей, деньги нам платили приличные, — рассказывает Вячеслав. — Правда, иногда были и другие, очень смешные, формы оплаты, то, что сегодня называется бартер. Однажды выступали на гуталиновом заводе, в зале было 18 человек. За все это дело нам заплатили 60 рублей, а в довесок — полтора литра спирта. Приехали мы в свой ДК МИИТ, решили выпить. Кто-то живо сбегал за колбасой, нашли тару, разлили. И тут вдруг у нас возник вопрос: а что это за спирт? Сразу начали вспоминать, что этиловый — это ничего, а вот если метилового выпьешь, сразу ослепнешь. А среди нас были два брата Каретниковы, Саша и Володя, оба — в очках. В общем, рискнули мы, выпили. Выходим на улицу — а было градусов 30 мороза — и тут оба брата как закричат: «Мы ничего не видим!». Мы, конечно, ужасно испугались и не сразу поняли, что это у них просто очки замерзли. Ну что, попробуем пробраться в МГУ?
— А пустят ли? Там же строго, только по пропускам.
— А мы лицом возьмем! — улыбается Малежик. — Обаянием!
— Кстати, а как вы раньше туда проникали? В то же общежитие, например?
— Способов была масса. Самое главное, дать понять сидящим на вахте бабушкам, что ты — свой. А еще лучше, когда идут два посторонних человека, и ты уверенно говоришь: «Этот со мной!». Срабатывало почти всегда.
К счастью, нам к подобным ухищрениям прибегать не пришлось — охрана Малежика узнавала сразу. Ведомые нашим «звездным» спутником, направляемся в сектор Б — на поиски той самой кафешки, где было столько сыграно и спето. На втором «боевом» посту нас сразу разочаровывают: кафе уже давно в другом месте. Что поделаешь? Времена меняются. Мы все равно поднимаемся на 16 этаж и видим прекомичную картину. Аккурат напротив двери с табличкой «Б-16» сидит за столом спящий охранник. Храп слышно на пол-этажа.
— Да, раньше здесь все бурлило жизнью, а теперь все спит, — делится Малежик мгновенно возникшей иронично-грустной ассоциацией. Что тут добавишь?
«С УЧИТЕЛЯМИ БЫЛИ НА «ТЫ»
Следующей в нашей экскурсии по Юго-западу столицы значится школа №169, что на улице Удальцова. Пока едем до места, Вячеслав вспоминает еще один забавный случай из лихой младости:
— Мы давали концерт в одной школе, на который я пригласил своего давнего друга Володю Буре, отца нашего известного хоккеиста. Он тогда только что вернулся из очередной заграничной командировки, пришел весь разодетый в пух и прах. В перерыве мы с ним пошли в туалет. Только заходим — и сразу за нами шваброй закрывают дверь. Из-за кабинки выходит парень с каким-то жутко грязным шприцом, ясное дело, уже уколотый. При виде его нам как-то поплохело. Если честно, сколько лет я вращаюсь в музыкальном мире, в шоу-бизнесе, но при мне никто никогда не принимал тяжелые наркотики. Поэтому, наверное, я того парня запомнил на всю жизнь. Он окинул нас своим мутным взглядом, и я вижу, что узнает меня. «Ой, ты ведь музыкант?», — спрашивает. Я киваю. А он так извиняясь: «А у меня уже нечего тебе предложить…». Уходили мы оттуда с Володей, забыв, зачем пришли…
Но забавное, как оказалось, впереди — история имела продолжение. Ближе к вечеру к Малежику подошли «авторитетного вида пацаны» и деловито уточнили: «Твои друзья в зале есть? Через 15 минут начнется драка, так что советуем увести». Вячеслав вспомнил про Буре. И не зря! Ровно через 15 минут в зрительном зале развернулось массовое побоище в духе киношной драки в салуне. В ход шли стулья, безжалостно квасились носы, летели щепки. А музыканты, взирая на все это со сцены, как ни в чем не бывало, продолжали играть Rolling Stones. Ох, нелегкая это работа…
Подъезжаем к школе, а у Вячеслава уже готова очередная хохма.
— Однажды делали телепрограмму о моей жизни и решили показать зал этой школы, где мы тоже когда-то репетировали и выступали. Выяснилось, что для такой съемки нужно разрешение директора. Я звоню ему, спрашиваю: «Можно у вас зал снять?». Он мне: «На сколько?». Я: «Да буквально на 15 минут». Он: «А столы нужны? Закуска?». Я объясняю, что это все лишнее, а он знай свое: на сколько снять? Сколько денег? Я уже разозлился, а потом вдруг понял, что у слова «снять» есть еще и другое значение — «арендовать». Так мы и не смогли договориться.
Теперь рассказываю о школе. Я учился здесь с 9 класса, до этого мы жили в районе Белорусского вокзала, но ту школу я почему-то плохо помню, да и там навряд ли знают обо мне. Когда мы переехали, район только строился, понятно, что и школа была новая. А так как проспекта Вернадского еще не существовало, и весь транспорт шел по узкому Ленинскому проспекту, весь старый педагогический состав из других школ там так и остался. А к нам пришли работать молодые педагоги, некоторые только со студенческой скамьи. С учителями мы были не просто на «ты», они для нас были Танями, Наташами. Случалось, что и романы завязывались, но никто не считал это аморальным. Удивительное дело, но подобные отношения не рождали никакого панибратства, наоборот, все друг друга очень уважали, понимали. Например, все учителя знали, что я собираюсь поступать в технический вуз, а потому на уроках географии, которая мне была не очень-то нужна, мне разрешалось заниматься физикой и математикой.
На наш год выпало сразу два эксперимента. Во-первых, тогда впервые решили соединить мальчиков и девочек — а до этого обучение было раздельным, и во-вторых, к обязательным предметам добавили профтехобучение. Прямо напротив МГУ располагалась автобаза, куда мы ходили оттачивать свое профессиональное мастерство по части притирки клапанов и тому подобного. Помню, на выпуске я даже получил квалификацию «Слесарь-авторемонтник 6 разряда»! К счастью, мои руки от этой черной работы не пострадали и я мог дальше заниматься музыкой.
В ФУТБОЛ – НА ПИВО И НЕ ТОЛЬКО
— А как после школы время проводили?
— Как все мальчишки: гуляли, дворовые посиделки устраивали, в футбол играли. Играли либо за пиво, либо на тех условиях, что проигравшая команда становится в ворота «на расстрел» мячом. Сами понимаете, страдали пятые точки. Я хорошо помню это ощущение ожидания, когда человек разбегается для удара, а у тебя внутри все сжимается. Хотя ничего страшного в этом, конечно, не было…
— А массовые побоища из разряда улица на улицу устраивались?
— Как без этого? Только у нас это называлось «кварталы». С нашей стороны проспекта Вернадского были кварталы 32 и 34, а с той — 35 и 36. Помню, как-то играю я в футбол и вижу, как с вражеской стороны движется отряд бойцов с явным намерением кого-то побить. К счастью, генералитет меня узнал и меня не тронули, но энергию-то растратить как-то нужно было! Поймали каких-то студентов, отлупили их. Но тут явился неформальный лидер с нашей стороны, горя желанием отбиться. Тут я решил: надо что-то делать, и побежал за гитарой. Минут 30 я пел перед этой разъяренной толпой, половина за это время мирно разбрелась, но кто-то все равно остался, а вместе с ними и жажда мести. Объект для битья нашли быстро — процессия направилась в лес рядом с общагой РУДН, мочить иностранцев, которые по этому самому лесу с нашими девушками гуляют. Но там, на беду, никого не оказалось, и оставшиеся человек 20 двинулись дальше. Я как-то смекнул, что добром дело не кончится и сказал, что понес относить гитару, так как в потасовке она может пострадать. Дело закончилось тем, что наши дошли до Обручевских прудов, увидели там каких-то двух мужиков и решили все-таки побить их. Но те мужики оказались не промахи, наверное, из бандитов, так что уже очень скоро мы наблюдали такую картину. Двое мужиков под страшное улюлюканье гнали всю эту толпу от самых прудов. На какое-то время о битвах тогда забыли…
Эти истории слушать бы и слушать. Сколько в них задора, беспечности из того, еще не забытого, но уже далекого, времени. Так жила московская молодежь, и не важно где, в культурных приарбатских переулках или в рабоче-крестьянских двориках где-нибудь на окраине…
Завершаем прогулку у старого дома на улице Лобачевского, где прошла удалая юность Вячеслава Малежика. «Подъездные» старушки, увидев артиста, недоверчиво переглядываются. «Жил здесь какой-то певец, так, говорят, умер…».
— И чего только о себе не узнаешь, — удивляется Малежик. — А может, это кто другой. Кстати, а вон там, через два дома, жил Володя Буре, а потом и Паша. А хотите я вам напоследок пруд покажу, где мы любили гулять? С ним тоже смешные случаи связаны. Однажды мы гуляли в соседнем доме, у нашей подруги. А она работала на радио «Служу Советскому Союзу» и дома всегда были какие-то взрывпакеты, петарды. Так как гуляли мы хорошо, то случайно запалили некий агрегат, который взлетел так славно, что попал прямиком на балкон последнего этажа стоящей по соседству высотки. А там жили греческие дипломаты… Они так перепугались, решив, что это, по меньшей мере, началась ядерная война. Потом даже ноту протеста написали. Правда, виновных так и не нашли (Смеется).
Текст Марии Егоровой
Фото Александра Орешина
Материалы опубликованы с согласия авторов, по всем вопросам сотрудничества можно смело обращаться к Марии Егоровой.
Напоминаем, что в эти выходные мы организуем интересные экскурсии по району Таганской и Белорусской-Беговой.
Даешь побег из центра! В Москве много и других интересных мест.
